Семиклашки и их речевые зашибки)

Та-ак, а теперь итоги того самого сочинения-описания, которые повергли нас с Анной Евгеньевной в задумчивое хихиканье)

Во-первых и в самых лучших, на фоне картины можно разглядеть что-то вроде камня, которые на распутьях ставили. А как будет камень на распутье коротко, а? Правильно. "Распутный камень". Страшно, аж жуть!)

Илья Муромец:
"Он очень старый и очень тяжелый. Потому ему нужен очень крепкий конь (может, лучше уж сразу слон?)"
"У Ильи бедное оружие (несчастная палица и разочарованный жизнью меч, ага)"
"Илья Муромец простой крестьянин, у него нет дорогого оборудования (какой же богатырь без микроскопа?!)"
"По его доспехам можно определить (тест №234-С), что он обычный мужик. Конь под стать богатырю (тоже, видимо, мужик, ага...)"

Добрыня Никитич:
"На его одежде золотая обделка (обделался золотом, чего уж там...)"
"Конь Добрыни также является самым богатым из всех (пятнадцатый в списке Forbes, не иначе как!)"
"По картине видно, что Добрыня из золотистой кожи (вообще без комментариев. дети радуют)"
"Он весь очень богато украшен (видимо, бриллианты на ресницах и серебряные зубы)"
"Даже конь его говорит о его знати (говорящий конь. это уже к студии "Мельница", однозначно)"
"Добрыня, как и Илья Муромец, обладал густой бородой (no comments)"

Ну и так, на десерт:
"Сзади видны птицы, едящие падаль..."

@темы: "feel-fuck", "чудаки и чудодеи"

---

Поэтический календарик. 14 сентября. Александр Кушнер.

Алекса́ндр Семёнович Ку́шнер (14 сентября 1936, Ленинград) — русский поэт. Автор около 50 книг стихов (в том числе для детей) и ряда статей о классической и современной русской поэзии, собранных в пяти книгах.

Памяти Алексея Ансельма

Он, любивший ночное небо, его устройство,
Разговаривавший со звездой, как с подругой детства,
То есть знавший её заскоки, дурные свойства
И достоинства, и предлагавший её как средство
Нам от умственной лени, гордыни, тоски и скуки,
Он, заведомо знавший, во что она превратится
Через тысячи лет: эти чёрные дыры, муки
И страданья материи, — с зоркостью очевидца,
Он, рассказывавший о реликтовом излученье
За столом, — и бокал у него под рукой светился,
Он, он, он... задохнусь — нас оставил на попеченье
Этих толп, этих толщ, этих полчищ, а сам затмился.
И теперь я смотрю на звезду — и звезда, тревожа
И смущая меня, задаёт мне из тьмы загадки,
И, уставясь во тьму, говорю: — Это ты, Алёша? —
— Нет, не я. Нет меня. Я с тобой не играю в прятки.
Ты не женщина, чтобы надеяться и страшиться
И менять из-за смерти добытое в жизни мненье.
Отсверкавший огонь, перевёрнутая страница —
Мои братья теперь, да уволенное волненье.
Обещай же смотреть, как умели смотреть на вещи
Мы, без принятой пошлости, твёрдо и неподкупно,
Не заискивая: потому-то и звёзды блещут,
Что умеют гореть горячо, ошибаться — крупно!

@темы: "поэтический календарь"

---

Жутко, но что-то есть.

Владимир Навроцкий.
земляное::шахта



Проснуться и обнаружить, что все исчезли, никого нигде нет.
Дальше существовать по плану, подготавливаемому много лет:
питаться консервами, добытыми в супермаркетах, избегать отделов с протухшим мясом,
двигаться к морю, меняя машины, брошенные на трассах.

У моря найти яхту, управляемую в одиночку, но способную пересечь океан
(если такие, конечно, бывают; иначе придётся переписывать план),
Несколько лет потратить на поиск оставшихся (безрезультатный), исследование (бессмысленное) планеты.
Плавать, ходить, тосковать: по близким, по разговорам, по интернету.

И тут голоса в голове сообщают, что ты видел огонь и воздух, а воды видел даже черес-
чур — но земля обижается; голоса выводят тебя к ближайшей пещере
или в шахту заброшенную; в общем, поближе к аду.
И в этом прыще земли понимаешь, что только сюда тебе все эти годы и было надо.

Ведь тут — все ушедшие, сросшиеся меж собой и с породой, но более или менее
Живые, хоть и по-своему; и это грибница и матрица, а не могила.
понятно, что все уже десять лет как здесь, и тут у них общий разум и единение.
а до тебя просто долго доходит, как и при жизни медленно доходило.

@музыка: The Cranberries – Ode To My Family

@темы: "искусство требует...", "вывихнуло"

---

Поэтический календарик. 13 сентября. Юлиан Тувим.

Юлиа́н Ту́вим (польск. Julian Tuwim; 13 сентября 1894, Лодзь, Царство Польское — 27 декабря 1953, Закопане, ПНР) — один из величайших польских поэтов, прозаик.

Темная ночь.

Человек, согбенный ношей,
Сядь со мною.
Помолчим в ночи, объятой
Тишиною.

Скинь с плеча
сундук дубовый,
Сядем рядом,
Глянем в ночь по-человечьи —
Долгим взглядом.

Груз тяжел. И хлеб что камень.
Дышим трудно.

Помолчим давай. Два камня
В тьме безлюдной.

Перевод Анны Ахматовой

@темы: "поэтический календарь"

---

Трудно быть богом)

@темы: "комильфо", "экзистенциальные дрожжи", "чудаки и чудодеи", "офанатение", "полюс Марии", "на свете живут добрые и хорошие люди", "рандомайз"

---

Раз, два, три.

Все-таки выложу его здесь, чтобы было.

Раз, два, три.
Фик написан на фест в сообществе "Дом, в котором есть!"
Джен, драма, мини.

В первое утро новичок сломал им тишину.

...
В первое утро новичок сломал им тишину.
Он метался по спальне, что-то бормоча, в поисках то ли лилий, то ли альбома с фотографиями, то ли троюродной бабушки по материнской линии - никто так окончательно и не понял, зачем. Он ничего намеренно не ломал - просто отбрасывал от себя, словно обжигаясь, все вещи, которые принадлежали Дому и Домом пахли, хотя даже Табаки не решился бы, пожалуй, утверждать, как именно тот их отличал.
К вечеру выяснилось, что в списке пострадавших вещей не было ничего из тумбочки Черного - зато Слепой, оставлявший многое на виду, недосчитался двух чашек, рубашки и пачки дорогих сигарет, - считал, впрочем, не вожак, а Шакал, загоревшийся идеей провести полную инвентаризацию потерянного имущества.
Милостью Черного, изволившего вернуться откуда-то и прекратить цирк, разбушевавшийся эльф не добрался до грабель, лежавших в изголовье кровати Сфинкса: перехватив новичка за плечи, Черный с силой вжал его в коляску и вытолкнул за пределы комнаты, захлопнув дверь:
- Пусть проветрится. Какого черта вы ему это, - он обвел разоренную Четвертую глазами, - вообще позволили?
Слепой, куривший на подоконнике, не шелохнулся. Сфинкс пожал плечами:
- Ему нужно было выпустить пар. В конце концов, он так или иначе не смог бы жить в комнате с этими вещами - они ему сейчас что часы для Шакала.
Волк спустил ноги с верхней койки и спрыгнул вниз, чуть рисуясь своей ловкостью.
Сфинкс едва заметно поморщился. Все в Четвертой знали, что за такие фокусы Серому приходилась расплачиваться невеселыми ночами, но отговорить его было как отобрать ножи у Крыс. Пару дней он, бывало, вел себя благоразумно, но потом накатывала очередная фантазия, и у Волка основательно сносило крышу. Как-то раз он даже взялся качать пресс, и около недели стая, затаив дыхание, прислушивалась к его неровному дыханию в темноте, - а потом новоявленный спортсмен загремел на месяц в Могильник и вышел оттуда с новеньким корсетом под майкой.
- А у парня-то чуйка... - хмыкнул Серый, окинув взглядом кучу обломков, вокруг которой сновал радостно возбужденный Табаки. - Он почти одно нездешнее переломал, хоть прибором проверяй.
Черный фыркнул и принялся выгребать мусор, невзирая на возмущение Шакала.
...
На второй день парень затих и перестал реагировать на вопросы, позволив наконец любопытным состайникам спокойно к нему присмотреться.
Стоило новичку устроиться у окна, так, что солнце полностью осветило измученное бессонной ночью лицо, как Волк присвистнул и полез в тумбочку, не без труда выловив оттуда в трубочку свернутый плакат:
- Ты только глянь!
Сфинкс с Горбачом без особого интереса воззрились на глянцевое фото. Потом на новичка. Потом снова на фото, уже с интересом, а потом на Лэри, замершего в дверях с неприглядно разинутым ртом. Волк попытался было пошутить, но получил тычок в бок от Горбача и едва слышное:
- Не мешай человеку любоваться! - от Сфинкса.
И заткнулся.
На Лэри странно было смотреть: его как будто парализовало, потом окунуло в холодную воду и оставило там на полчаса - так он побелел.
Хотелось биться с кем-нибудь об заклад, что пульс у него тоже вдвое замедлился, но желающих спорить в комнате уж точно сейчас не было.
Спустя минут пятнадцать экспозицию "восторженные туристы в Лувре" прервал влетевший в дверь "Мустанг" с болтающимися в нем Табаки, парой целлофановых пакетов с какой-то рухлядью и ничейным розовым девичьим зонтиком с золотой каемкой. Его встретили дружным негодующим стоном.
...
На ужин он просто не поехал, а замер, как приклеенный, у окна, сверкая белокурыми прядями и нервно куря. Свои сигареты, запаленные своей зажигалкой. Никто бы не удивился, узнав, что сигареты у него тоже проштампованы фамильным гербом, который Лэри успел разглядеть на этой самой зажигалке - синей с серебристой отделкой, тонкой и до ломоты в зубах изысканной.
Горбач, задержавшись в комнате, лишний раз напомнил новичку про распорядок, потоптался возле окна, смущенно ероша волосы, но тронуть парня за плечо так и не решился, логично предположив, что ничем хорошим это не закончится.
Столовая встретила его шумом, парой вопросительных взглядов и бесцеремонным воплем проницательного Шакала:
- Эльфийский Лорд отказывается от пищи, приличествующей только простым смертным?! Да падут молнии на головы недостойных поваров, не...
Волк, небрежно обернувшись, заткнул взглядом Табаки и обратился к Сфинксу:
- А что, Лорд - это неплохо. Очень даже неплохо.
Тот пожал плечами и встал, оставив в тарелке почти половину порции:
- Может быть. Только вряд ли он сейчас скажет нам спасибо за новое имя.
На пороге столовой Сфинкса догнал Слепой:
- Куда ты идешь?
- Мне нужно подумать.
Вожак на мгновение замер, но тут же покачал головой:
- Потом подумаешь. Идем в спальню, оттуда плохо пахнет.
...
Они бы успели, но Стервятник явился раньше и уже сидел на кровати новичка, сжимая в одной руке бритву, а другой потирая больную ногу.
Лорд, тяжело дыша, вжимался в угол, сплевывая кровь и тщетно стараясь дотянуться до стоявшей неподалеку коляски.
- Доброго вечера.
Гость подождал пару секунд и, поняв, что ответа от ошарашенно молчащих хозяев комнаты ждать не приходится, чуть озадаченно продолжил:
- Я подумал, вряд ли вы будете рады найти тут труп. В конце концов, это не самое приятное зрелище после ужина.
Он поднялся, сильнее обычного оберегая ногу, и подхватил трость:
- Я хотел поговорить с Волком, вообще-то, но лучше зайду завтра.
Сфинкс проводил его долгим обеспокоенным взглядом.
Не было глупее занятия в Доме, чем волноваться за Стервятника.
Со времен траура по Тени он не подавал ни малейшего повода задуматься о своих проблемах.
Если сиамец Рекс, каким помнил его Сфинкс, мог порой и поныть, и даже пожаловаться на кого-то если не начальству, так состайникам, и даже на пустом месте закатить ненужную ссору, то Стервятник за последние пару месяцев повзрослел, казалось, не меньше, чем на десять лет. Теперь он говорил обо всем, что происходило в Доме, так, словно это касалось его только опосредованно: так восьмидесятилетний старик может рассказывать о семейных перипетиях своих правнуков.
И, пожалуй, никто, кроме Сфинкса, по-настоящему не понимал, отчего так стареют. И не беспокоился, наверное, именно поэтому.
Лорд выглядел так, словно ему было десять, а не пятнадцать: такими глазами смотрят те, кого ударили в первый раз в жизни. Раньше, наверное, и предположить не мог, что кто-то способен поднять руку на его вельможную особу, - с неожиданной злостью подумал Сфинкс, - как я сам когда-то.
Слепой вдруг положил ему руку на плечо:
- Забудь. Ты таким не был.
- Может, и не был. Потому что не хотел быть.
Новичок в углу, наконец, забрался в коляску и ринулся в коридор, едва не снеся косяк. В Четвертой стало гораздо легче дышать.
...
Способ придумал Волк.
Когда новичок в очередной раз вспылил, отказываясь пить чай из общего чайника, Серый вдруг смерил его насмешливым взглядом, фыркнул и резко перехватил за правую руку, заведя ее назад. Потом почти небрежно зафиксировал и левую. Полюбовался с полсекунды, как тот пыхтит, закусив губу, и вырывается - и властно кивнул Лэри:
- Помоги.
Тот подскочил, недоуменно глядя на состайников, потом, повинуясь тихим указаниям Волка, схватил парня в охапку и приподнял к перекладине двухъярусной кровати. Волк ухмыльнулся:
- Либо держишься, либо падаешь. Либо пьешь чай и не ноешь, как вариант.
Лорд рванулся, выдернув руки из захвата Лэри, и вцепился музыкальными пальцами в металлическую трубу, смерив Серого взглядом, который, наверное, мог бы повергнуть ниц любого средневекового бунтовщика.
Серый хмыкнул:
- Понятно.
Чаепитие, впрочем, не заладилось все равно. Горбач, крутясь на месте, то и дело нервно поглядывал на то, как Лорд, все плотнее сжимая зубы, болтается на перекладине, и бросал недвусмысленные взгляды в сторону листавшего журнал Волка. Даже Черный, отложив книгу, нахмурился и принялся что-то перекладывать в тумбочке, ворча и не поднимая глаз, как будто пытался убедить всех в том, что ничего не видит.
Табаки щурился, и, если бы не его нелюбовь к измерению времени, можно было бы подумать, что он мысленно считает секунды, надеясь, что Лорд поставит мировой рекорд по висению на руках, и об этом можно будет отписаться в "Блюм".
И, кажется, только Сфинксу было плевать.
...
Свалился он феерично, предусмотрительно раскачавшись в нужную сторону, но до вожделенной кровати, конечно, не долетев - зато сбив по пути ринувшегося к нему Горбача и чудом не схлопотав ни одного перелома.
А на следующее утро обнаружил, что его коляски в комнате попросту нет.
Зато был Сфинкс, сидевший на соседней кровати, скрестив ноги и холодно сверкая зелеными глазами.
В лысом, циничном и раздражительном ублюдке, каким он стал, оставалось от прежнего светлоглазого Кузнечика, кажется, только одно, но разросшееся и утвердившееся в самой чертовой глубине, желание: чтобы туда, куда возвращаешься по вечерам, можно было приходить, зная, что тебе рады. Черный не мешал ему, потому что, в сущности, был доволен присутствием Сфинкса не меньше, чем другие, - но Лорд, так и дышавший отвращением ко всему, что его окружало, мог бы заставить любого задуматься, стоит ли вообще заходить в Четвертую.
- Где она?
Голос у новичка был низкий, бархатный, но сейчас почти хриплый - то ли от долгого молчания, то ли, наоборот, от недавнего крика.
- О ком это ты? - Сфинкс лениво склонил голову к плечу. - Приснилось что-то?
- Где коляска, ты?!
- Она здесь занимает слишком много места, не находишь?
Лорд рыкнул, дернувшись к Сфинксу, но остановился, сообразив, что переползать через проход и забираться на кровать будет не меньше пяти минут, и одному Богу известно, где окажется к этому времени собеседник.
- Верни.
Сфинкс покачал головой:
- Сам вернешь, если понадобится.
Лицо Лорда на мгновение исказилось ненавистью:
- Ублюдок!
В ответ прозвучала тишина.
...
Табаки новость развеселила.
- Как ты сказал?
- Хватит.
- Эй, так нельзя! Так ты говоришь, в коридоре? А как же...
- Вот так.
Дурное настроение Черного было непробиваемо, как бронежилет. Можно было задавать ему сотни вопросов, и не получить ответа ни на один. Шакала, впрочем, это не смущало.
- Так Сфинкс у нас, значит, занялся педагогикой... похвально, похвально... Как бы чего не вышло, но уж чего уж тут... Хотя когда этот малец себе свернет шею, у нас могут быть неприятности, да! - неожиданно радостно закончил он, и Черный все-таки вспылил:
- Да заткнись уже наконец!
...
Пару дней он просто ничего не ел и не пил.
Исключительно ради того, чтобы не слезать с кровати, как громогласно разъяснил всем Табаки.
На третий день Волк просто сгреб его за шиворот и оттащил, впихнув в коляску, в столовую. После чего, виновато взглянув на Сфинкса, коляску снова отправил в коридор, а Лорда - в постель.
Он дождался полного отбоя, когда все, наконец, погасили свет, и, двигаясь как можно тише, вцепился в прут кровати, неуверенно столкнув ноги вниз. Стука, конечно, избежать не удалось. Он замер, переводя дыхание и чувствуя, как краска заливает лицо.
Отец, когда еще был жив и хоть изредка снисходил до того, чтобы уделять наследнику внимание, говорил иногда: "Слабость позволена кому угодно, кроме сильных. А такие, как мы, сильны от рождения". Мать говорила иначе, комкая платок и фальшиво всхлипывая: "Бедный мой мальчик... Ничего не может без моей помощи..." И подруги тоже опускали глаза и всхлипывали.
Чтобы доползти до выхода, ему понадобилось бы минут, может быть, семь или восемь, но, вздрагивая и замирая, прижимаясь к полу от любого шороха, он растянул их почти до бесконечности. Когда он, в конце концов, все-таки скользнул за дверь, руки у него так дрожали, что забраться в коляску не стоило и пытаться. Он прислонился к стене, нервно потер руки, избавляясь от неприятно сушившей кожу пыли, тыльной стороной ладони вытер лоб и согнулся, обхватив колени. Спина ныла, но гораздо противнее была мысль о том, что неподалеку, в Третьей, горел свет и кто угодно из Птиц мог выглянуть в коридор покурить или прогуляться.
Он вполголоса чертыхнулся - мать бы пришла в ужас, услышав от него что-нибудь в этом духе - и отклеился от разноцветной стены. Подполз к коляске и вцепился в подлокотники.
Свет у Птиц погас.
...
Утро моргнуло парой солнечных лучей, словно издеваясь, и погасло.
Непривычный к ночным похождениям, он проспал до полудня, а когда проснулся, в Четвертой было пусто, как в больничной палате во время ремонта.
Коляска стояла у дверей, сверкая металлическими ребрами, с таким независимым видом, словно добралась туда сама.
На этот раз дело пошло быстрее: настораживаться поминутно не приходилось, да и дневной свет все-таки как-то больше располагал к физическим упражнениям. Он добрался до коляски за шесть минут - отцовские часы на запястье успокаивающе блестели - не без труда вскарабкался на сиденье и, развернув коляску, с размаху натолкнулся на внимательный взгляд Сфинкса:
- Могло быть и хуже. Но ты неправильно ползаешь.
Идейный лидер Четвертой замер в позе, которая, наверное, казалась ему очень впечатляющей: прислонившись плечом к косяку и скрестив ноги.
- Посмотри на Табаки. Он никогда не распластывается вширь. Это и неудобно, и, заметь, мешает окружающим.
На мгновение в легких у Лорда как будто стало совсем пусто, и голова закружилась от такой невероятной наглости.
Он просипел:
- Пропусти.
- Да пожалуйста, - Сфинкс пожал плечами и чуть сдвинулся в сторону. - Только имей в виду, обычно здесь полно народу.
Новичок вздрогнул и придержал коляску.
- И что с того?
Сфинкс улыбнулся уголками губ и скомандовал:
- Слезай.
И потом, скользнув взглядом по часам:
- А вот это, кстати, лучше куда-нибудь спрячь. Во дворе, желательно.
...
Р-раз.
Высота кровати пятьдесят сантиметров.
Два.
До соседней кровати семьдесят сантиметров.
Три.
До дверей десять метров как с куста, и это еще когда по дороге не болтается "Мустанг" или Лэри не затевает уборку, выдвигая тумбочки на свободное пространство.
Четыре.
Подоконник полутораметровый с пола и восьмидесятисантиметровый - если тянуться с ближайшей кровати.
Пять.
О высоте перекладины второго яруса лучше не думать - кости целее будут. Как говорит Черный, когда падаешь - думай, что падаешь на батут.
Шесть.
Взбираться на коляску нужно быстрее, чем она решит перевернуться. Особенно в дурные дни.
Семь.
Дурные дни бывают в этом чертовом Доме часто. Даже слишком часто, на его вкус.
Восемь.
Если это когда-нибудь кончится, он убьет Сфинкса.
Сфинкса, у которого нет ни нервов, ни дурных и хороших дней, у которого тяжелые кроссовки и вкрадчивый голос, о котором не сразу понимаешь, что именно он говорит, потому что кажется - да нет, не может быть, такого просто не бывает, чтобы этим шелком, горным ручьем, кузнечьим стрекотом - как по нотам, день за днем, по нервам, по струнам - раз, два, три - не успел, думаешь, тебя будут дожидаться? - как кто, да откуда тебе знать, кто, в Наружности не только психиатры и добрые мамочки - уже локти, ты так тумбочку снесешь - раз, два, три - стой, а теперь на подоконник, да руки же, руки! - и снова раз-два-три, пятьдесят сантиметров вверх, а потом четырнадцать минут над комнатой, и в голове бьется чертово "Лэри, кинь закурить!", и они пьют чай, под тобой, а руки ноют и кажется, словно не у Сфинкса в граблях горит сигарета, а у тебя в ладонях, которые и без того истерты, как ластиком - и потом вниз, отчаянно пытаясь перехватить непослушные, отдельно от тебя падающие ноги, и - больно, больно, больно, наверное, что-то с ребрами - и целый вечер потом рядом суетится Табаки, вливая в горло непонятные какие-то снадобья и бесконечно щебеча.
А наутро опять - раз, два, три - и что-то хрустит там, сзади, раньше, чем вспышка доходит до мозга по заторможенным нервам, а потом ты все-таки кричишь, а потом уже не кричишь, но стискиваешь зубы, потому что входит Черный, и кто, ну кто позволял ему так смотреть и не останавливать при этом! - и если бы отец видел, как Лорд захлебывается слезами ночью, вжимаясь в глушащую звуки подушку, наследства ему бы точно не досталось, хотя о чем это он: калеке его и так не видать - и снова утро, и зеркала в уборной, куда он добирается теперь сам, специально поднимаясь раньше Сфинкса, и бледная с хрустальными полупустыми глазами в черных кругах рожа, любого способная напугать, и Толстый угукает в манежике, дожидаясь завтрака, и ты подползаешь - подходишь! - к нему и суешь в руки сушку, и он улыбается.
И в какой-то момент ты засыпаешь, и проваливаешься куда-то, где у тебя есть ноги, которые работают, хотя и немного болят по вечерам. И мужчина, похожий на твоего отца, улыбается и говорит: сынок, да ты бы сходил на танцы, тут неподалеку кафе, там иногда вполне симпатичные девчонки попадаются...
И ты просыпаешься, задыхаясь от слез и зная, что этого не будет никогда, и шепчешь, добираясь до коляски:
- Не поможет, Сфинкс, это мне не поможет.
...
У Могильника пусто и холодно, словно в могиле, и какая разница, тавтология это или просто на него наступает косноязычие и его тошнит ничем не подсказанными словами.
Волк, просидевший рядом почти четыре часа и наконец признавший, что после такого концлагеря для спины наверняка сляжет, слился, похлопав по плечу и неуверенно буркнув что-то сочувственное. От этого даже легче, потому что можно наконец уткнуться лбом в колени и не мучиться, поддерживая какой-никакой, но все-таки разговор. Слепой бы сейчас был кстати, но Слепого мурыжат по кабинетам, что-то выпытывая о том, о чем он ничего не знает - да что там, они все ничего не знают, догадываются только - и о чем ничего бы не сказал, даже если бы знал.
Он-то думал, что все понимает, что видит, как из Лорда сочится горечь, как что-то, гнившее внутри, выходит вместе со слезами и криком наружу. Что еще немного, еще пару раз, и можно будет отойти и только смотреть на "творение рук своих", как выразился бы какой-нибудь зануда-Фазан. Он ведь почти научился, этот новичок, и теперь ему и правда хватает взгляда, чтобы приструнить Лэри, потому что Лэри знает: Лорд никогда не смотрит "просто так", у Лорда уже все внутри готово к прыжку, к рывку. Тот ведь почти привык, и часы действительно исчезли куда-то, и из глаз почти пропала пугливая высокомерная муть, которая так раздражала их всех, даже Толстого, и Толстый теперь с радостью хрумкает сушки из рук новичка и доверчиво показывает ему новые игрушки.
Даже Черный, кажется, что-то заметил и притих, почти неделю не пытался влезать между ними с кулаками и вроде бы почти с одобрением наблюдал за тем, как Лорд ловко взбирается на подоконник; даже Слепой вчера, вернувшись из столовой, вдруг удивленно замер в дверях, словно принюхиваясь, и, покопавшись в тумбочке, что-то кинул под кровать Лорда. Что-то Изнаночное, судя по загадочному молчанию, с которым вожак прислушивался к тому, как новичок укладывался спать.
А к утру вместо Лорда в их комнате нарисовался взбешенный Ральф с вопросом "Кому это тут жить надоело?!" - или что-то вроде этого, никто не конспектировал.
...
У Могильника стены белые, как нигде больше в Доме, и уже от одного этого Сфинксу не по себе. Он давно не проводил здесь столько времени подряд, и местные чудовища, казалось, радостно встретили старого знакомца, шумно бросившись доить из него и без того подкошенные силы.
Они примчались сюда утром, как только Ральф, утащив за собой Слепого, отчалил к директору, пошумели, добились того, чтобы Янус, едва удерживаясь от нецензурщины, объяснил, что Лорд наглотался какой-то дряни, которую неизвестно откуда взял, и почти было отбросил копыта - или что там бывает у лордов - но сейчас выкарабкивается и выкарабкается куда вероятнее, если всякие малолетние идиоты не будут торчать под дверью и делать вид, что разбираются в ситуации круче дипломированных медиков.
Малолетние идиоты понятливо покивали и отправились на завтрак - все, кроме Сфинкса, который совсем не по-сфинксовски обреченно сполз по стене, и Волка, небрежно приземлившегося рядом.
- Слабак, - презрительно обронил Волк час спустя, видимо, решив, что минута молчания затянулась.
Сфинкс вздрогнул и просто покачал головой, вдруг почувствовав, что слова застревают в горле, как бы он ни старался их выдавить.
- Знаешь, зря ты так маешься - он бы тут в любом случае не прижился. Маменькин ребеночек, таких у нас не держа...
- Заткнись, Волк. Хватит.
Протолкнувшись, слова скрипнули и как-то очень резко кончились, не дав обычного в этих стенах эха.
Волк развернулся и пристально уставился на него, озадаченно взъерошив седую челку:
- Ты чего?
Сфинкс повел плечами, отворачиваясь:
- Ничего.
Они снова замолчали, но на этот раз тишина не была такой уж тихой, потому что Волк думал, и так напряженно, что мысли почти можно было прочитать у него на лбу. Наконец, он сдался:
- Ладно, ты прав. Похоже, что-то стряслось... Он вроде бы начал нормальнеть в последнее время, а тут вдруг - на тебе!
Может, это не из-за тебя? - это он имел в виду, так?
И Слепой то же самое думал, уходя - громко, так, чтобы поняли и заткнулись.
Они и заткнулись, все, даже Черный - хотя тот-то уж точно не сомневался, кто тут кого довел до самоубийства и что этому кому должно светить по закону.
- Может быть, и стряслось... Мало ли что может случиться с человеком ночью в его собственной кровати, да?
Волк поморщился, но промолчал, не найдя, что возразить.
...
Когда он все-таки ушел, стало легче, но зато Могильник окончательно забрал Сфинкса в себя, втянул, точно огромная белая стиральная машина, которая уже начинает наполняться водой, и еще немножко - и ты захлебнешься совсем, потому что дверца закрыта герметично и тебе совершенно некуда бежать.
Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь на физических ощущениях, чтобы не раствориться до конца. Могильник не страшен, пока ты знаешь, что ты - это ты, и чего ты хочешь, и где именно заканчивается то, чем ты можешь управлять.
О Лорде думать не стоило: даже если он и выберется, Могильник напомнит ему о Наружности, стерильности, нормальной жизни, к которой он там привык, и вернуть его обратно уже не хватит сил никому. С тех пор, как ушел Седой, в Доме на это вообще вряд ли кто-то способен.
О себе думать тоже не хотелось, тем более, что бояться было нечего: что бы ни случилось, его не выдаст никто, даже Черный, даже, наверное, сам Лорд, даже Горбач, все это время отводивший глаза, встречаясь с ним взглядом.
Табаки когда-то говорил: "Когда тебе ни о чем не думается, ты либо умер, либо страдаешь запором".
...
Рыжий поправил очки и подошел чуть ближе, но Сфинкс так и не шелохнулся.
Поразительное терпение - сидеть вот в такой неудобной позе и совершенно не двигаться. Не удивился бы, если он и спать может все так же, привалившись к стене и подпирая лоб коленями.
И вполне возможно, сжимая автомат в зубах - с него станется.
Дурацкая картинка задержалась в голове, и Рыжий невольно хихикнул.
Сфинкс вскинул голову и вскочил, стремительно побледнев:
- Смерть...
- Эй, я в отставке! - тот состроил невинную физиономию, тщательно пряча обиду. - Хотя, если уж тебе так нравится меня бояться, скажу по секрету: я не к нему, я к тебе.
- Прости.
Сфинкс выдохнул, потерся лбом о плечо и повторил:
- Прости, я, наверное, задремал... Чудится всякая чушь.
- Ничего, - непонятно хмыкнул Рыжий. - Если бы я обижался всякий раз, когда меня подозревают в убийстве, я бы давно водоносом стал.
Он принюхался, рассмеялся:
- Между прочим, тут чем-то глюколовным воняет, так что ты, может, и не спал вовсе.
- Тем более извини, - еще раз сказал Сфинкс, рассеянно изучая двери Могильника. - Так чего ты хотел?
- Я - ничего. Слепой просил передать, что у Лорда проблемы с семьей. Похоже, ты тут ни при чем.
- Это директор так решил?
Рыжий удивленно нахмурился:
- Нет, это Лорд так сказал Паукам. По версии Ральфа, по крайней мере.
...
Утро было как утро, если бы не чертова тошнота и режущая глаза белизна повсюду от пола до потолка.
Паучиха, сидевшая рядом на стуле, оторвалась от вязания и что-то буркнула, глядя ему в лицо.
- Что?
- Голова, говорю, болит?
- Немного.
- А в остальном?
- А что, пора в космос?
Она то ли нахмурилась, то ли улыбнулась - при такой редкой красоте одно от другого отличалось мало - и кивнула:
- То есть серьезных жалоб нет. В принципе, неудивительно, если учесть, что ты трое суток проспал...
Лорд прикрыл глаза, переваривая информацию.
В конце концов, ему не должно было быть интересно, что случилось в Доме за эти три дня. Он ведь сам решил тогда, глотая купленные у кого-то из Второй таблетки, что какого хрена занимать место в Четвертой, где он все равно, как ни крути, инородный элемент, раз после Дома ему светит еще один Дом или какой-нибудь опекун, которого мать наймет для него с радостью, лишь бы никогда с ним больше не встречаться.
Паучиха что-то щебетала, но он даже не пытался вслушиваться, пока в ее болтовне не мелькнуло имя Сфинкса - знаешь, наверное, лысый такой, он еще у нас долго лежал несколько лет назад, так вот всю дорогу тут околачивается, хоть веником выметай, даже воспитатели не справляются - потом Табаки - тебе тут приносили какую-то чепуху, семечки, орешки, главный сказал, нельзя пока, но все-таки чтобы ты знал - потом Волка - эти наглецы из Четвертой, ума не приложу что им там понадобилось, твою историю болезни стащили, а потом, Ральф говорил, этот их с седой челкой, как его там, прямо в коридоре полез с кем-то в драку, еле растащили, господи спаси! - потом Горбача, которого - можно было бы и пустить, вполне приличный мальчишка, скромный такой, но врач считает, что тебе лучше пока без посещений...
Утро было как утро, но чего-то не хватало, и он все никак не мог понять, чего, пока Паучиха не замолкла вдруг, отойдя в угол палаты, и не щелкнула - чтобы ты не скучал! - по кнопке радио.
Диктор объявила название упражнения и принялась отсчитывать, бодро звеня голосовыми связками:
- Раз-два, три-четыре, раз-два, три-четыре!
...
- Подожди в коридоре.
Янус захлопнул дверь у него перед носом, и Сфинкс, философски вздохнув, пристроился на корточках у стены.
Они так ничего и не знали про Лорда, хотя прошла неделя, а отравление, судя по обыску Волка во Второй, не должно было быть таким уж сильным. Паучихи отмалчивались, ссылаясь на приказ главного, а главный просто не показывался или, вот как сейчас, прикрывался бесконечно важными делами. Сфинкс прислушался: в кабинете что-то возмущенно вопила пожилая Паучиха, Янус, кажется, устало отмахивался, а значит, была надежда, что он все-таки выставит ее вон и снизойдет до прочих посетителей в лице одного-единственного Сфинкса. Пожалуй, он и слушает-то ее исключительно ради того, чтобы больше никого не пускать.
Паучиха не умолкала, но все ее вопли сливались в один невнятный поток. Наконец, что-то застрекотало - это Янус все-таки повысил голос, и визг прервался на мгновение, а потом дверь распахнулась, и растерянная Паучиха заслонила собою дверь и попятилась в коридор, почти со слезами договаривая на ходу:
- Вы не понимаете... Он же лазит, слышите. Лазит и считает, целыми днями. Раз-два-три. Вверх-вниз, вверх-вниз... Он же так подоконник сломает, понимаете? Раз, два, три...
Она всхлипнула, развернулась и с неожиданной поспешностью ринулась прочь, топоча не хуже носорога.
Янус обреченно выглянул из кабинета, кивнув:
- Черт с тобой, заходи, - и споткнулся, увидев на лице всегда сдержанного Сфинкса очень странную улыбку.

@темы: "fun-fic", "офанатение"

---

Занозное.

Задумалась.
Мои дети... в смысле, мой седьмой "Б"... трудились сегодня над сочинением-описанием по васнецовским "Богатырям".
Поскольку описывать положено все и подробно, речь волей-неволей зашла про фоновый пейзаж.
Внимание, вопрос: как по-вашему, для каких краев такой ландшафт типичен? Или это вообще что-то образцово-собирательное?

@темы: "feel-fuck"

---

Ну правда же красота!

12.09.2012 в 21:54

Пишет  Лия Малкавиан:

гипнотизирует он меня...

12.09.2012 в 17:28

Пишет  Мистер Фей:

Гениальный фонтан!

@темы: "искусство требует...", "полюс Марии"

---

Поэтический календарик. 12 сентября. Луис Макнис.

Луис Макнис (англ. Frederick Louis MacNeice, 12 сентября 1907, Белфаст – 3 сентября 1963, Лондон) – английский (ирландский) поэт, прозаик, драматург, писал на английском языке.

Сага о Ньяле

У зеркала: высокая блондинка. Душится за ухом.
Через плечо язвит любовника, потом уходит.
А он — он остается беззащитным, один, и мир — против него.
Все, как тогда, тысячелетие назад. И в памяти:
Высокая блондинка, с косой до пояса, в пол-оборота к мужу,
Порвавшему на луке тетиву, — и вот теперь он просит
У Халльгред прядь волос, чтоб натянуть на лук и отстреляться
От недругов. «Прядь тебя спасет? А помнишь
Пощечину, которую мне дал?» Враги снимают с дома крышу, Гуннар
Стоит и ничего не может сделать. Блондинка улыбается. Неохотно
Они его добили. И тем самым враги — и женщина, — они той ночью
Открыли путь для множества смертей: старик, его жена и внук
Будут убиты. Но рассказ той саги из темноты веков — как будто луч
Направленный на нас, она — напоминанье:
В жестокости, предательствах и злобе
Людское в людях было — благородство.

Перевод Антона Нестерова.

@темы: "поэтический календарь"

---

Поэтический календарик. 11 сентября. Томас Венцлова.

То́мас Ве́нцлова (лит. Tomas Venclova; род. 11 сентября 1937, Клайпеда, Литва) — литовский поэт, переводчик, литературовед, эссеист, диссидент и правозащитник.

Шереметьево, 1977.

Пройдя сквозь холод таможни, сквозь строй настороженной стражи,
Вскарабкавшись по ступенькам в скудный валютный эдем,
Вспомнил, что не помахал рукою тем, кто остался.

Еще до отлета они уже превратились в тени,
Голос на дне телефона, адрес в забытой книжке -
Времени нашего, может, единственное чудо.

Я знал: голоса рассыплются, слова обернутся прахом,
В полумрак фотографий отступят знакомые лица,
Пока, наконец, их не вытеснят книжные полки и лампа.

Не знал, кто из нас в плену Персефоны - я ли, они ли.
Смотрел сквозь стекло из-за столика на чистое летное поле -
На брошенное тело, как здешний сказал поэт.

Подле электростанции повиснет влажное солнце,
В марте трамвай, шелестя, грязь на бульварах разбрызжет,
Скоро оттают пруды рядом с Большой Грузинской.

Некогда там, у стены послевоенной высотки
Мертвый лежал ничком, менты зевак разгоняли.
Сразу я и не понял, что это означало.

С этой минуты мне время дано с излишком,
Чтобы понять - двенадцать, двадцать, а может тридцать
Лет - в темных комнатах, на континентах просторных и темных.

Там же в ответ на стук дверь ключом отворялась.
Там же, поблизости, я узнал, как строка сияет,
Как она озаряет в полночь снег и деревья.

Страна неродная, данная как временное тело.
До льдистого моря - топкая почва непобедивших,
Где над незримым городом сияют кресты самолетов.

1985

Перевод В.Куллэб

@темы: "поэтический календарь"

---

Актуальное. Уведено у Хэтты

@темы: "чудаки и чудодеи"

---

Поэтический календарик. 10 сентября. Егор Летов.

Его́р Ле́тов (настоящее имя: И́горь Фёдорович Ле́тов; 10 сентября 1964, Омск — 19 февраля 2008, Омск) — русский рок-музыкант, поэт, художник-оформитель, основатель, лидер и постоянный участник рок-группы «Гражданская оборона».

Ни обуха плетью нечаянно перешибить
Ни соплёю небесный огонь загасить ненароком
И уж конечно на грабли никак не ступить наповал
слепошарым своим говнодавом
Ты даже пирожком подавиться — и то толком
не можешь
не смеешь
А туда же — в берсерки коварного слова
проворного дела
по осени пепельной
вовсе не болдинской.

1.10.1995

@темы: "поэтический календарь"

---

Маргарита Симоньян и ее девочки...)

Сложно дружить с кем-то, кого ты не знал маленьким и невинным. Когда вырастаешь, как-то больше не доверяешь никому до конца. Боязно.

Такая прелесть, что просто нет слов! И жутко актуальная, к тому же)
Девушки, прочитайте - порадуетесь) или послушайте)))

m-simonyan.livejournal.com/35447.html#cutid1

@темы: "искусство требует...", "о друзьях и дружбе", "чудаки и чудодеи"

---

...а самое смешное все-таки - что теперь словосочетание "эффект плацебо" будет попадаться мне на каждом шагу. Нет бы в предыдущие двадцать лет!)

@темы: "рандомайз"

---

Поэтический календарик. 9 сентября. Борис Заходер.

Бори́с Влади́мирович Заходе́р (9 сентября 1918, Кагул, Бессарабия — 7 ноября 2000, Москва) — советский русский поэт, детский писатель, переводчик, популяризатор мировой детской классики.

Что красивей всего?

Ребенок спросил
Ни с того ни с сего:
- А ну-ка скажи,
Что красивей всего?

Да, вот так вопрос:
"Что красивей всего?"
Ответить
Я сам не сумел на него.
И вот я решил
Послушать ответы
Других обитателей
Нашей планеты.

Деревья и Травы
Сказали в ответ:
- Да что же прекрасней,
Чем солнечный свет?!
- Да что же прекрасней
Ночной темноты?! -
Откликнулись Совы,
Сычи и Кроты...

- Леса! -
Отвечали мне
Волк и Лиса.
Орел свысока
Процедил:
- Небеса!
- По-моему, море! -
Ответил Дельфин.
- Мой хвост, без сомнения! -
Крикнул Павлин.

Спрошу Мотылька -
Отвечает:
- Цветок! -
Спрошу у Цветка -
Говорит:
- Мотылек! -
Кто славит поля,
Кто - полярные льды,
Кто - горы, кто - степь,
Кто - мерцанье звезды...

А мне показалось,
Что все они правы.
Все: Звери и Птицы,
Деревья и Травы...
И я не ответил,
Увы,
Ничего
На трудный вопрос:
"Что красивей всего?"

@темы: "чудаки и чудодеи", "поэтический календарь"

---

Кинематографическое.

Что-то я невезучая. Это же надо посмотреть подряд три фильма, общий эффект которых: "и нафига я это включила!"

Ерунда №1. "Люди в черном - 3".
Первые два я нежно люблю за теплую дружескую атмосферу, актеров, юмор и редкие, но меткие такие метафоры о мироздании вроде "дождь идет из-за тебя" или космического футбола вселенными. Но этот! Не фильм, а широкоформатная реклама покойного Нила Армстронга и его мифического полета. Ради чего, я подозреваю, и снято. Одного не пойму: почему хорошие актеры продолжают сниматься в подобной чухне, по инерции, что ли?

Ерунда №2. "Ледниковый период-4".
Как бы ничего хорошего и не ждала, но вышло еще хуже. Предыдущие три фильма по крайней мере не ставили себе целью что-то пропагандировать, а тут... бесконечно замусоленные семейные ценности уже заставляют себя ненавидеть. И вообще, если кто хочет знать, как надо снимать про такое фильмы, пересмотрите "Маму" с Гурченко и Боярским.

Ерунда №3. "Пекло".
Это такая длинная история про непонятно что. Которая непонятно чем началась, непонятно почему продолжалась и, слава Богу, закончилась. Единственная ценная мысль, вынесенная из сего шедевра: загорать вредно. А, да, и еще что я не люблю все-таки светло-голубые глаза. Что-то в них есть настораживающее.

Вот теперь думаю, стоит ли смотреть еще что-то? Или, может, это карма?)

@темы: "жалобная книга", "искусство требует...", "на свете живут добрые и хорошие люди"

---

депрессивное. больше не буду.

... теперь у меня ко всему прочему закончились печеньки, а не спать по-прежнему надо.
ненавижу этот город!
то есть не город, конечно, а себя в нем.
тут меня парализует и запускается механизм "депрессия-бессонница-мусор-перечитывание всякого любимого и душещипательного-алкоголь-чипсы-мазохистские раздумья"
прошу прощения, забылась. здесь ведь теперь тоже жаловаться нельзя.
вообще, это фатум. открываешь никому не известный аккаунт, чтобы было куда поныть. а потом неизбежно там либо появляются старые знакомые, при которых ныть нельзя, либо новые дотягивают до этой категории.
впору регистрироваться еще где-нибудь.

@темы: "о друзьях и дружбе", "вывихнуло"

---

Опять дурные тесты)))

Какой будет ваша осень?

@темы: "а че это вы тут делаете, а?", "а ничего не происходит!"

---

... а самое смешное, что, кажется, этот чай действительно успокаивает.

@темы: "о друзьях и дружбе", "внутрь"

---

Поэтический календарь. 8 сентября. Расул Гамзатов.

Расу́л Гамза́тович Гамза́тов (авар. Расул Гамзатов; 8 сентября 1923 — 3 ноября 2003) — выдающийся советский, аварский и российский поэт публицист и политический деятель.

Если в мире тысяча мужчин
Снарядить к тебе готова сватов,
Знай, что в этой тысяче мужчин
Нахожусь и я - Расул Гамзатов.
Если пленены тобой давно
Сто мужчин,
чья кровь несется с гулом,
Разглядеть меж них немудрено
Горца, нареченного Расулом.
Если десять влюблены в тебя
Истинных мужей,
огня не спрятав, -
Среди них, ликуя и скорбя,
Нахожусь и я - Расул Гамзатов.
Если без ума всего один
От тебя, не склонная к посулам,
Знай, что это с облачных вершин
Горец, именуемый Расулом.
Если не влюблен в тебя никто
И грустней ты сумрачных закатов,
Значит, на базальтовом плато
Погребен в горах Расул Гамзатов.

А еще - хотя где-то я, кажется, на это уже ссылалась - есть чудесный цикл филатовских пародий "Таганка-75", и среди них вот

эта

:

(Расул Гамзатов)
У нас в ауле есть такой обычай:
Мужчина — что поделаешь, Восток! —
Приходит в дом избранницы с добычей,
Способной вызвать в девушке восторг.

И если горец сватает горянку,
Он знает, свадьбе попросту не быть,
Покамест он билеты на Таганку
Для милой не сумеет раздобыть.

Для этого нужны — коварство кобры,
Злость барса и выносливость коня,
А все это, к моей великой скорби,
Из всех мужчин есть только у меня.

Печально, но под крышами аула
Не родился еще такой орел,
Который бы без помощи Расула
Билеты на Таганку приобрел.

Мне вывернули душу наизнанку,
Когда я раз приехал в Дагестан:
«Расул, достань билеты на Таганку!
Ты можешь все! Пожалуйста, достань!»

И, обращаясь к целому аулу,
Я простонал, согнувшийся в дугу:
«Хотите турпоездку в Гонолулу?
Пожалуйста! А это — не могу».

@темы: "поэтический календарь"