Я думала: понадобится много месяцев, прежде чем я смогу сесть и писать что-то о "Доме..."
Не потому, что я считаю эту книгу гениальной, или мистической, или еще какой-нибудь особенной, а потому, что впервые за много лет я видела каждого из героев. Мне казалось, "картинками", не видя слов, читают только дети - я, по крайней мере, разучилась это делать давно. Последними, кто выходил ко мне из книги, были, кажется, мушкетеры Дюма и кто-то из "Мастера и Маргариты". И те, и другие - лет в 12-13.
Здесь они явились все, да так ясно, что, пролистав фанарт, я ничему не смогла поверить. Потому что знаю, какие они для меня.
"Дом, в котором..." - великолепный мир и, может быть, неудачная книга.
Претензий к стилю здесь нет и быть не может, ибо текст от начала до конца говорит голосами персонажей либо их откликами, а персонажи вне всякой критики.
В остальном - сумасшедшая композиция, оставляющая сотню белых пятен, слабый финал, которому герои, как видно, отчаянно сопротивлялись. Так и не прописавшийся последний разговор Слепого и Сфинкса - потому, верно, непрописавшийся, что на самом деле они так ничего и не сказали бы: о таком либо кричат в голос, либо уже молчат.
Я понимаю всех, кому не понравилась эта книга: незавершенностью, оторванностью от реальности, условными возрастами героев - мальчишек и девчонок, проживших не одну жизнь. Жестокостью и почти сверхъестественным лаконизмом в выражении движений души.
Я понимаю тех, кто скажет, что в книге есть жизнь, но нет идеи, что это мир, рожденный только несуразной болезненной фантазией автора, которая на самом деле никакой не автор.
Дай Бог, чтобы больше она и впрямь ничего не писала.
Но все, что я говорю, подводит к другому.
В "Доме", может быть, и нет идеи. Ни самой ожидаемой - социальной, и никакой иной. Но в ней есть чувство, знакомое, наверное, каждому. Желание быть своим.
Мы живем в обществе без обществ. Ни пионерских дружин, ни гимназических классов, ни военных училищ, ни крестьянских общин, ни литературных салонов, ни рыцарских орденов - мы дружим вдвоем-втроем и считаем, что этого достаточно.
Но где-то в глубине, там, куда мало кому удается заглянуть, в нас живет древнее стремление к стайности.
В стае необязательно любить каждого, обязательно только каждого понимать. Там вы можете быть врагами, соперниками, друзьями, но только открыто, потому что любая фальшь рано или поздно выплывает на поверхность. Там всегда есть ответственность за тех, кто ниже, и уважение к тому, кто выше. Там можно годами злиться друг на друга внутри, но снаружи - вы всегда вместе и понимаете друг друга с полуслова.
"Дом..." - это книга о стаях. О том, как формируется общество со своей, особенной моралью, не более условной, чем та, которой мы привыкли следовать в Наружности. Да, у этих детей принято убивать - но разве в Наружности этот обычай так уж давно устарел? Да, у этих детей принято драться, и бить новичков, - а у нас обходить законы и брать взятки.
Да, смерть Помпея шокирует и надолго выводит из равновесия, потому что это - то, к чему мы не привыкли. Но мы ведь не привыкли и к другому.
Разве привыкли мы помнить, кто из знакомых любит запах ромашки, или боится наручных часов, или ненавидит бумажные кораблики? Разве кто-нибудь научил нас чувствовать кожей, когда у соседа дурное настроение? Разве мы умеем прощаться навсегда и забывать внешне, всегда помня про себя?
Можем ли мы не жаловаться на то, в чем другие все равно не в силах нам помочь? И умеем ли помогать, когда нас не просят - даже если тот, кому мы помогаем, на взгляд Наружности гораздо меньше, чем человек?
Эти дети, которые умеют быть жестокими и убивать, обладают, может быть, одним куда более ценным даром - они умеют слушать. Потому что в их мире, где каждому до "нормальности" не хватает пары шагов, иначе просто нельзя. Потому что в Доме в одиночку не выжить.
Они умеют слушать - и это становится очевидно, когда Сфинкс прощает Македонскому смерть Волка, когда Слепой отпускает Сфинкса, когда Рыжая остается с Лордом. В их мире много трагедий, но нет среди них ни одной надуманной, вычурной. Если кто-то любит тебя, говорит Дом - попробуй полюбить его тоже. Если кто-то тебя ненавидит - пойми, почему, и научись это уважать. Если кто-то не хочет, чтобы о нем помнили - забудь.
Эта книга, при всех ее странностях - книга о понимании. О том, что люди рядом с нами - неизбежны, о том, что нужно уметь не отгораживаться от них, а врастать корнями в ту почву, из которой все мы родом, и сплетаться с другими там, под землей. Я не знаю, как можно научиться быть чьими-то глазами или руками, и никому не желаю этого знать. Но быть кому-то своим - это нам нужно уметь.
о своемХотела бы я знать, что имела в виду Мариам Петросян под той болезнью, которая начинается вне Дома. Немудрено заболеть. Я бы, пожалуй, не выжила - оторвавшись от такого (если учесть, с каким трудом я уже несколько лет отрываюсь от гораздо менее спаянной компании). А ведь есть еще и Лес...
Ах да, и еще. Вторая. Так бы меня звали в Доме, пожалуй.
@темы: "искусство требует...", "о друзьях и дружбе", "внутрь", "feel-fuck", "экзистенциальные дрожжи", "чудаки и чудодеи", "офанатение", "полюс Марии"
А мне кажется, тут пока многое недоосмыслено, недосформулировано. Я, наверное, про нее еще буду писать, это так, первое приближение. И очень субъективно, к тому же.
Страшно советовать Дом кому-тло, как только открываешь рот и произносишь: это про дом для детей-инвалидов - всё пропало)
Говорите: ну, это магический реализм маркесовского толка)))