Не пора ли нам по домам, господа?

[Тасара-бокка]

Внезапно! Длиннопост о морали, истории и единомышленничестве.
Комментарии (цензурные) всеми руками приветствуются, но отвечать на них, скорее всего, буду с опозданием - я все еще в Нижнем, в интернетах мимокрокодилом.
Предысторию не уточняю: откуда ноги растут, думаю, всем будет понятно.

читать осторожно

Все чаще ловлю себя и других на мысли о том, что моральная ситуация, в которой оказалась современная молодежь, находит себе ближайший аналог не где-либо, а в эпохе русской гражданской войны начала 20 века.
В советском обществе оппозиции не существовало - были отдельные мнения отдельных людей, не имевшие ни малейших шансов на успех и потому крайне редко провоцировавшие конкретные поступки. Не говоря уж о том, что, совершив такой поступок, остаться живым или хотя бы не записанным в сумасшедшие было проблематично.
В начале девяностых, что бы там ни говорили сейчас ностальгирующие по совку, взгляды и поведение людей и групп также отличались друг от друга крайне мало: все (за исключением разве особенно тупоголовой номенклатуры) понимали, что так или иначе системе пришел конец и ее надо реформировать, что до поры до времени заслонило собой вопрос, что именно требует реформ и какими они будут. Потом внимание отвлекли экономические дрязги, а вынырнув из них, мы получили уверенного в себе и в своем курсе Путина.
Таким образом, едва ли не сто лет перед отдельно взятым человеком просто не стояла проблема убеждений как фактора частной жизни.
То, на чем так трагично погорело культурное единство дореволюционной интеллигенции, за пару месяцев до всех революций мирно обсуждавшей поэзию Маяковского и сравнительную философскую значимость теорий Маркса и, скажем, Константина Леонтьева, - принципиальная невозможность решения действительно важных противоречий построенной по риторическим правилам дискуссией - оказалось попросту неактуально и забылось, так и не войдя по-настоящему в национальный опыт.
У советского человека не было представления о том, что существуют неприемлемые убеждения: в 37-ом имела значение только общечеловеческая совесть, у многих в те безумные времена сочетавшаяся с самыми немыслимыми вариантами различных вер (отличный пример - "Утомленные солнцем" Михалкова). В те годы не подавали руки разве только палачам и стукачам, а между прочими чиниться было смерти подобно: честных людей было настолько мало, что разбрасываться ими не приходилось. Так и оказывались в одной упряжке Мандельштам, Пастернак и какой-нибудь, скажем, Анатолий Мариенгоф. И чувствовали себя, надо сказать, вполне "своими", поскольку все остальные были чужды немыслимо, невмещаемо.
Со временем объединяющим фактором вместо совести стало стремление к абстрактной свободе: рок-музыка, джинсы, хиппи, самиздат, поскольку существовать в столь успешно построенной тюрьме размером в шестую часть суши стало тяжеловато даже людям с совестью нечистой или вовсе без таковой. Степень реальной неоднородности убеждений советской пятой колонны отчетливо просматривается сейчас на примере тех, кто пережил исполнение общесоветской мечты. Разнородны они до такой степени, что находятся среди них и те, кто теперь ратует за возвращение коммунизма.
Однако в наихудшей ситуации оказались поколения, выросшие после рубежа восьмидесятых-девяностых. Отбор контактов - это то, чего мы попросту не умели, потому что никто нас этому не научил. Разочаровавшиеся во всем, кроме денег и личной преданности, старшие зачастую твердили нам - порою вслух, но чаще всем своим жизненным укладом - что вера во что бы то ни было не имеет смысла. Мы росли среди людей, которые равно ругали как систему, из которой вырвались, так и ту, в которую шагали; людей, рожденных и воспитанных атеистами, но дружно крестившихся в девяностые, людей, которые одновременно смеялись над "ну тупы-ы-е" Задорнова и тайно мечтали пробиться на Запад. Нам включали американские мультики, а потом в школе ругали за стереотипность мышления. От нас требовали творчества и того, чтобы мы стали их будущим, - а потом ввели ЕГЭ.
Что удивительного, что своих друзей и свои убеждения мы выбирали независимо одно от другого?
Я говорю о себе - среди моих друзей есть социалисты, националисты, евреи и антисемиты, православные и мусульмане, анархисты, люди, занимающиеся благотворительностью и люди, считающие инвалидов обузой для общества, люди, приветствующие присоединение Крыма и поддержку Донбасса, и те, кто не знает, куда теперь прятать глаза от стыда. Самое пугающее, что о большинстве их убеждений я до недавнего времени не знала ничего, и это меня устраивало. Потому что я, как все мы, не привыкла делить мир на своих и чужих смотря по тому, как люди думают; только по тому, что они делают - в своем маленьком бытовом кругу. А преимущественно, по тому, как они делают мне - хорошо или плохо.
Жизнь в мире постмодернизма дает, казалось бы, неограниченные преимущества: любая мысль свободно перетекает в другую, противоположности пересекаются, никто не может помешать тебе утром отстаивать одну идею, вечером другую, а ночью и вовсе плюнуть на все идеи и уйти пить пиво в бар.
Однако все это срабатывает до сих пор, пока не происходит нечто, что заставляет тебя понять, кто и с кем ты есть.
Язычники или христиане? Гвельфы или гибеллины? Белые или красные?
"Имперцы" или "низкопоклонники". "Бандеровцы" или "путинцы"? "Гомофобы" или "гомофилы"."Бездуховность" или "православие головного мозга"? "Скинхеды" или...
Поколению нас, непривычных к такой постановке вопроса, придется плохо.
Что будет, если кто-то начнет стрелять, как уже начали в Грузии, Украине, Сирии, да мало ли где еще?
Часть сорвет или уже сорвало в глубокий клинический фанатизм, отключающий и совесть, и честь, и прочие отмершие понятия, накладывающие хотя бы некоторые ограничения на социально полезную деятельность.
Часть почти сдохнет от боли бесконечных разрывов и обвинений (часто от самых ближних и важных людей), но выживет и встанет по ту или иную сторону баррикад, не потеряв ни себя, ни решимости отстаивать свое мнение.
Часть опять выберет личное и будет отчаянно крутить виражи, стараясь не ранить никого - и в конце концов ранит всех и окажется ни с чем сама.
Так было в 1917 и после него: остаться целым и вытащить всех своих не вышло ни у кого, включая блаженных двурушников вроде Макса Волошина, которого и обвинить-то рука не поднимается. Так случается всякий раз, когда люди перестают критически относиться к своему окружению, считая, что все дела можно решить миром, а если что пойдет не так, то на веранде уже накрыли к чаю и не пора ли нам по домам, господа...

@темы: "жалобная книга", "комильфо", "о друзьях и дружбе", "россияда", "внутрь", "экзистенциальные дрожжи", "вывихнуло", "на свете живут добрые и хорошие люди"

Comments

[Nicoletta Flamel]

Тасара-бокка,

на веранде уже накрыли к чаю и не пора ли нам по домам, господа...

именно!
Я - не разорвусь.

[Nicoletta Flamel]

Тасара-бокка, «— Друзья мои, — сказал Атос, — вот на что я надеялся, вот чего я ждал от таких сердец, как ваши. Да, я уже сказал и повторяю еще раз: судьбы наши связаны нерушимо, хотя пути наши и разошлись. Я уважаю ваши взгляды, Д'Артаньян, я уважаю ваши убеждения, Портос. Хотя мы сражаемся за противоположные цели, — останемся друзьями! Министры, принцы, короли, словно поток, пронесутся и исчезнут, междоусобная война погаснет, как костер, но мы, останемся ли мы теми же? У меня есть предчувствие, что да.

— Да, — сказал Д'Артаньян, — будем всегда мушкетерами, и пусть нашим единственным знаменем будет знаменитая салфетка бастиона Сен-Жерве, на которой великий кардинал велел вышить три лилии.

— Да, — сказал Арамис, — сторонники ли мы кардинала или фрондеры, не все ли равно? Останемся навсегда друг другу добрыми секундантами на дуэлях, преданными друзьями в важных делах, веселыми товарищами в веселье.

— И всякий раз, — сказал Атос, — как нам случится встретиться в бою, при одном слове «Королевская площадь!» возьмем шпагу в левую руку и протянем друг другу правую, хотя бы это было среди кровавой резни.»

[Тасара-бокка]

Nicoletta Flamel, цитата прекрасная. Но а чем дело-то в итоге кончилось, если подумать? Тоже ведь враньем и гибелью поодиночке.
И да, с тобой - мы уже однажды почти поцапались, имея к тому повод просто смешной. Так что не зарекайся.

[Nicoletta Flamel]

Тасара-бокка, я не про нас с тобой, мы не цапались ( я так не считаю).
Я - вообще.
У меня нет таких друзей, как в книжке, но я изо всех сил буду стараться переступить через какие-то там убеждения, чтобы оказать помощь - независимо от того, кто будет нуждаться в ней. Не зарекаюсь, а говорю, что попробую - это ведь разные вещи.
Может быть, это потому, что у меня нет особых убеждений?

[Тасара-бокка]

Nicoletta Flamel, я, видимо, как-то неясно выразилась. Я как раз не надеюсь, а боюсь, что буду стараться переступить через свои убеждения ради личных отношений.

ой. у меня есть, что на это сказать, но боюсь, в письменной форме не сформулирую...

[Тасара-бокка]

Хэтта, значит, потом обсудим в реале. *интересно наконец-то послушать кого-то, кто знает, что на это сказать*

Тасара-бокка, я едва ли знаю. но поговорим.